Дневник обычного человека.

Автор: Геннадий, 05 Фев 2018

ПРЕДЫДУЩАЯ ГЛАВА

Семь лет назад.

Проводив Инну, Григорий включил телефон. Чтобы он не помешал, на время телефон был лишен права учувствовать в их жизни. Посыпалась масса сообщений о пропущенных звонках. Большая часть которых была от директора филиала Константина Сергеевича. Несмотря на позднее время, он перезвонил директору.
— Тут бяка небольшая вылезла. По прошлому. Демидов однозначно не справится. Надо приехать. Сутки на дорогу хватит? Твое руководство там, на месте, уже предупреждено. Выезжай завтра.
— Да почему завтра? Я на машине. Завтра буду уже у вас.
— Ну как знаешь. По мне чем быстрее, тем лучше.
Да что такое? Вот именно сейчас. Вот именно в этот незабываемый вечер. Вот именно при этом настроении и при этом состоянии души.
Инне звонить не стал. Позвонить решил завтра, с дороги. Что и сделал. Несмотря на то, что после его сообщении о своем отъезде, голос Инны приобрел печальные ноты, его это даже обрадовало. Значит и правда его отъезд ей не в радость.
Дни проведенные в родном городе и в родном доме были скомканными. Работы было много. Он сильно уставал. Приходил домой, и натыкался на отчужденность жены и обособленность сына. Они словно знали, что с ним произошло в дали от дома. И он не рвался что-то изменить в семейных отношениях. Мыслями и сердцем он был рядом с ней, с Инной. Он, знал, что скоро снова вернется туда, поэтому для остроты ощущений при новой встрече, он не беспокоил ее телефонными звонками. По нему, нужно было немного времени друг без друга, чтобы соскучиться.
И вот..
Он позвонил Инне днем. Сказал, что приехал. Она, как ему показалось, с большой радостью приняла эту новость. Была пятница. Они договорились, что в шесть он заберет ее от ее же дома.
Они встретились. Они ничего не решали, куда они поедем, что они будут делать, чем они будут заниматься. Они просто катались на машине по городу, останавливались там, где хотели и с удовольствием целовались. Потом снова куда-то ехали, находили скверы, парки, аллеи, останавливались, выходили из машины, прятались где-то от посторонних глаз, и целовались, целовались, целовались.
Он не наглел, не старался прибегнуть к иным ласкам, ему в то время вполне достаточно было только того, чем они занимались. Он уже не так мало пожил, так называемой, «взрослой» жизнью, но не разу за всю жизнь он столько не целовался за один вечер. И ему это нравилось. Да не то слово — нравилось, он готов был этим заниматься до изнеможения, до конца жизни своей. И он чувствовал, что ею владеют те же чувства.
Но каждому дню, даже длинному июльскому дню, приходит конец. Начало потихоньку смеркаться. Они сидели в машине, он целовал ее ладошку, говорил какие-то глупости, она, как ему казалось, счастливо смеялась, и свободной рукой трепала его голову. Ему снова захотелось, страстно и крепко поцеловать ее, он прильнул к ей, он утонул во вкусе ее губ, ее язычка, голова снова пошла кругом. Он оторвался, и неслышно, одними губами сказал:
— Поедем ко мне?
— К тебе?
— Да?
— Куда? К тебе домой?
— Нет, домой ко мне ехать далеко. В гостиницу.
Она сразу напряглась, не резко, но настойчиво освободилась от его объятий.
— Погоди… А ты что, не местный?
— Нет, я живу не здесь.
— А здесь что, в командировке?
— Что-то типа того.
Было уже темно. Но он видел, как изменилась она в лице. Он не могу описать выражения ее лица, таким он его еще никогда не видел.
— Нет, знаешь, вози к себе в гостиницу других, которых раньше возил.
— Да никого я не…
— Ты женат?
Григорий не долго молчал. Она настолько хороша, непосредственна, непорочна, что врать ей он просто не мог, язык его в фигу бы сложился, если бы он посмел ей соврать.
— Да, но…
— Помолчи! Причем здесь но.
Они недолго сидели молча. Он смотрел на не, на то что еще мог видеть в темноте, она смотрела в окно. Наконец она повернулась к нему.
— Отвези меня, пожалуйста, домой!
— Но…
— Не надо ничего говорить, отвези пожалуйста, и помолчим пока.
Григорий медленно ехал по почти ночным улицам города, внутри его образовалась пустота, он понимал, что, скорее всего, он нахожусь рядом с Инной последние минуты. И все, эту пустоту он уже потом ничем не заполнит. Она молчала, молчал и он.
Он неплохо выучил город, и на одном из светофоров включил левый поворот, чтобы сделав круг, увеличить дорогу до ее дома, увеличить время, которое мог провести с ней, пусть даже в этом состоянии. Однако она выключила подворотник, и тихо сказала:
— Не стоит, езжай прямо.
Он поехал прямо.
Сколь не тяни время, сколь не замедляй скорость, дорога всегда кончается. Они остановились у подъезда ее дома.
Он вышел из машины, открыл пассажирскую дверь в машине, подал ей руку. Инна оперлась на предложенную ей руку, и шагнула из машины…
— Ой!!!!!!!!!
Она аж присела.
— Что случилось?
— Ногу кажется подвернула!
— Господи, этого еще не хватало!
— Помоги до лавочки, до подъезда… Пожалуйста…
— Да о чем речь… Да я на руках…
— Я знаю, на руках ты готов меня до своей гостиницы донести!
Инна через силу улыбнулась. Практически на одной ножке допрыгала до лавочки, села, сняла туфельку, начала тереть подъем стопы.
— Может скорую?
— Ага… Давай уж сразу реанимацию.
— Ну а что делать? Давай я помассирую…
— Что делать? Приткни где-нибудь машину свою, помоги мне подняться до квартиры. Разберемся.
Григорий прыгнул в машину, сдал назад, моля бога, чтобы в нагромождении машин у ее дома нашлось махонькое место для его автомобиля. Нашлось. Заперев машину он бегом бросился к подъезду, к ней. Она встретила меня грустной улыбкой.
— Все в порядке?
— Все нормально, поставил.
— Ну, давай, подставляй локоть, пошли. Да не тот локоть, иди сюда, с другой стороны.
Инна взяла Григория под руку, и осторожно ступая больной ножкой, уже обутой в туфельку, повела его к двери подъезда.
Подъезд.
Лифт.
Ее этаж.
Дверь ее квартиры.
Она открыла дверь, он немного задержался у порога, но она ручкой, держащей его под руку дала ему знать, порог надо переступить. В прихожей, включив свет, она села на тумбчку для обуви, посмотрела на Григория, улыбнулась. Эта улыбка ему показалась какой-то иной, такой он еще не видел.
— Ну что… Не гоже так выпроваживать гостя из дома, не угостив его чаем, кофе, бокалом вина. Только давай так. Я сейчас постараюсь без твоей помощи привести себя в порядок, а ты уж сам, на кухне и чай, и кофе, и вино, и мандарины там есть. Так что чашки и бокалы на полке, чайник на плите, мандарины и вино в холодильнике. Мне зеленый чай, пожалуйста.
Григорий прошел на кухню, вскипятил чайник, заварил чай, кофе, налил в бокалы вина. Слышал, как девушка, хромая, двигается где-то там, в пространстве квартиры. Зажурчала вода в ванной, щелкнул выключатель, открылась дверь на кухню, вошла Инна. В легком халате, ступня ножки обернуты эластичным бинтом.
— А вот и я! У тебя все готово?
Григорий почти махом проглотил вино, сунул дольку мандарина в рот, не спеша пережевывая ее он смотрел на девушку. Она же свое вино смаковала. И тоже смотрела на мужчину, с той же, непривычной для него улыбкой. Допила, поставила бокал на стол, подошла, почти не хромая ко нему, положила руку ему на голову, и вдруг села ко нему на колени. Прижалась своей щечкой к его щеке.
— Ну все… А теперь можешь нести меня.
— К..ккуда?
— В спальню, глупый!
Если бы эта ночь была бы единственной в его жизни, то ради нее стоило прожить мне его жизнь. Он несколько раз, взрываясь, умирал, но не ожидая того от себя, снова воскресал, снова наполнялся силой, снова взрывался и снова умирал. Поняв, что всему есть предел, они наконец уснули. Первой уснула она. Она повернулась к нему спиной, прижалась к нему, и положила его руку себе на грудь. И тихо, по-детски, засопела во сне. Он еще немного полежал, боясь пошевелиться, но усталость сказалась, и он уснул.
Субботнее пробуждение было необыкновенным. Григорий не мог передать словами свое состояние, но оно было необыкновенным. Он тихо лежал, вертел головой, осматривая комнату, которую вчера не было времени осмотреть, и улыбался, улыбался, улыбался.
Взгляд упал на часы… двенадцать, полдень! В последний раз он спал до этого времени в детстве.
В комнату вошла она. Во вчерашнем халатике. В халатике… В халате… Не мог больше он ничего описать, настолько она была хороша.
— Проснулся, соня? Вставай, я не знаю, что ты предпочитаешь на завтрак, я приготовила тебе бутерброды, пока умоешься, я заварю кофе. Если хочешь, можешь, принять душ.
— Как ножка?
— Нормально.
— Иди ко мне!
Улыбка сошла с ее губ. Взгляд изменился. Лицо немного окаменело.
— Знаешь что. Я вчера просто решила уступить. Уступить не только тебе, но и себе. Я решила, что мы заслужили для себя такой праздник. И мы его отпраздновали. Праздники не могут быть близнецами, и для меня второго такого не будет. Мне кажется, что уже не будет. Я не хочу разочаровываться. Все. Извини! Вставай, иди умывайся и завтракай.
Спросонья голова еще не очень соображала, но сердце и душа поняли все сразу. То, что должно было из самого плохого случиться вчера, произошло сегодня. Ему, как он понял, надо было вставать. Но после ее немногословной речи, он вдруг стал стыдиться своей наготы, и не мог явить себя голым перед ней. Он завис, но она поняла, легонько кивнула, и вышла.
Он обулся, сделал шаг к двери.
— Погоди! Обними меня!
Он обнял ее, нашел своими губами ее губы, они ему не противились, они были безвольными. Он открыл глаза. Из ее закрытых глаз текли слезы………
— Все! Иди! И, пожалуйста, не звони мне больше, пожалей меня.
Он вышел. Остановился в шаге от лифта, обернулся… Нет, щелкнул замок, и в глазке не мелькнуло тени.
Вот и все! Он знал, что он очень виноват перед ней, он знал, но….

СЛЕДУЮЩАЯ ГЛАВА

Рубрики: Возвращеник к... 1
Метки: любовь